Вернулась и кусочек новой рукописи
Ну, вот я и back. Полон нос соплей, зевается. Изречь что-то охуенно глубокомысленное я сейчас не в состоянии, ибо хочу лежать под пледом с рюмкой арманьяка и законно болеть.
Поэтому схалтурю, выложив отрывок из новой рукописи (не из продолжения "Мальвины", а про совершенно другую девушку). Я только на днях закончила рукопись, и она еще не видела редакторской правки.
Это история о том, как мягкотелое, доброжелательное или, как мы привыкли говорить, позитивное существо постепенно обрастает характером.
ЗЫ! Если ваша личность не идентифицируется "яндексом" по первым буквам фамилии в строке поиска, вам можно только читать. Критиковать -- нельзя. "Умничать" и советовать -- тоже. Выпишу бан без предупреждения.
Для тех, кто забыл или не в курсе, напоминаю: этот ЖЖ по-прежнему стоит на жестких принципах моего самодурства.
Во двор влетаю, полная надежд. «Туарег» босса уже стоит, ждет. Открываю дверь.
- Садись, -- говорит Олег и моментально срывается с места.
- Лихо ты взял. Куда едем?
- Увидишь.
Мы не разговариваем. Время от времени любовник смотрит на меня и улыбается. Давно не видела его таким довольным и расслабленным. Я больше не спрашиваю, куда мы едем. Какая разница, если все налаживается?
Щелкая каналами, Олег натыкается на волну шансона, и на ней останавливается. Вообще, странно: никогда не замечала за ним подобных пристрастий. Из динамиков льется: «Ты шубки беличьи носила, кожу крокодила, полковникам стелила, и перо за это получай». С большим энтузиазмом и даже, кажется, с душой Олег подпевает, чем удивляет меня еще сильнее. Что это с ним сегодня? С виду – интеллигентный человек, а такие вкусы... Хотя... Не все ли равно?
Проехав километров двадцать по Киевскому шоссе, мы оказываемся в жилом поселке и останавливаемся возле забора. Олег отпирает калитку.
- Что это? – спрашиваю я.
- Дача.
- Чья?
- Моя. Пошли в дом.
Дом – не олигархический, но приличный. Не избушка на курьих ножках. Внутри уютно, много книг, хоть и не совсем чисто. Видно, что здесь никто не живет.
- Откуда у тебя этот дом?
- От родителей.
- А они где? Почему не живут на даче?
- Они нигде не живут. Мама умерла три года назад, отец – два.
- Извини.
- Вина?
- Давай.
- Моя жена ответила бы: «Немного», -- совсем не к месту замечает Олег.
Мне нет дела до его жены, поэтому я никак не реагирую на эту фразу.
Любовник вываливает содержимое продуктовых пакетов прямо на пыльный стол.
- Где у тебя тряпка? – спрашиваю я.
- Зачем тебе?
- Пыль протереть.
- Тебе это не нужно. Не изнуряй себя.
Какой же он все-таки странный, думаю я и говорю:
- Мне несложно.
- Успеешь еще наработаться.
- Ты говоришь точь-в-точь как моя няня. Когда я была маленькой и порывалась ей помочь, она отвечала точно так же.
Олег достает из буфета бокал, протирает его носовым платком, наливает туда вино и протягивает мне.
Пока пью, ловко накрывает на стол. Из съестного – одни морепродукты.
- А хлеб есть? – спрашиваю.
- Ты же заказывала морепродукты, помнишь?
От его взгляда становится не по себе. Ни с того, ни с сего в голову приходит мысль о том, что физически он очень силен. Намного сильнее меня.
- Что с тобой? – Олег подходит почти вплотную, -- О чем задумалась? Что-то хочешь мне сказать?
- Нет. Хотя да. Я скучала.
- Еще вина?
- Как ответила бы твоя жена, немного.
- В этот раз она бы сказала: «Нет, спасибо».
Протягиваю ему пустой бокал:
- Еще.
Мне тревожно. Не могу понять, почему. Что он затеял? Собрался меня бросить и привез сюда, чтобы напоследок трахнуть, а потом сообщить о своем решении? Бред какой-то.
- Ты совсем не ешь. Почему?
- Не лезет.
- Ты хотела морепродуктов.
- А теперь я хочу тебя.
Кладу руки ему на бедра. Надо что-то сделать, чтобы развеять мерзкое чувство беспокойства, что-то такое, что снимет между нами напряжение, причины которого мне непонятны.
- Ты красивая женщина, Аня, -- говорит Олег, -- Хочешь, покажу, где душ?
- При условии, что мы примем его вместе.
- А разве может быть иначе?
Он берет меня за руку, и мы выходим в узкий темный коридор. Под ногами как-то особенно жутко скрипят половицы. Или обычно скрипят, а я просто себя накручиваю.
Олег отпирает ключом старую облупившуюся дверь, на которой нагло и неуместно сверкает новый замок, и мы оказываемся в комнатке без окон, но с кучей полок, на которых пылится всякий хлам.
- Что это? – спрашиваю.
- У родителей здесь была кладовка, хотя зачем она на даче, где есть сарай, мне непонятно.
- А душ-то где?
- Сейчас.
Олег отодвигает ногой лоскутный половик, под которым оказывается тяжелый амбарный замок.
- Что это? Погреб? Зачем тебе туда? – спрашиваю я.
- Не погреб, а подземный этаж. Там – душевая, -- отвечает Олег, ковыряясь в замке ключом.
- Прикалываешься?
- Ничуть.
- Я никуда не полезу, -- говорю я, уже серьезно струхнув.
Олег откладывает в сторону железяку и поворачивает ко мне недоуменно улыбающееся лицо.
- Что с тобой, малыш? Ты чего-то боишься?
- Нет. Просто не понимаю: почему душевая – в погребе?
- Все просто: в советское время существовали нормы по площади дачных построек, превышать которые было нельзя. Ну, отец и схитрил: оборудовал под домом этаж, а чтобы никакие дачные комитетчики его не обнаружили, сделал туда вход из кладовки.
Олег протягивает мне руку:
- Теперь пошли?
Объяснение кажется логичным настолько, что я почти успокаиваюсь. Остается только волнение, сродни тому, что бывает перед тем, как войти в комнату страха: точно знаешь, что ничего плохого с тобой не случится, но все равно внутренне сжимаешься.
Олег включает фонарик, и мы спускаемся по добротно сваренной металлической лестнице.
- А мыться мы тоже с фонариком будем? – спрашиваю я.
- Не беспокойся: свет есть. Осторожнее!
Лестница – очень длинная. Ничего себе папаша бункер прорыл, думаю я.
Когда ноги, наконец, оказываются на полу, Олег произносит:
- Добро пожаловать домой, детка!
И в ту же секунду включает свет.
От неожиданности я буквально примерзаю к полу. Мы стоим в выложенном белом кафелем пенале, в котором есть маленький унитаз и раковина, отгороженный полиэтиленовой занавеской душ с дыркой слива в полу, по-солдатски аккуратно застеленная односпальная кровать, стол и стопка книг на нем, переносная плитка с двумя конфорками, мини-холодильник. Взгляд мой также падает на настольную лампу, тазик и прислоненную к стене сушилку для белья.
- Что все это значит? – спрашиваю я, и в ту же секунду мое недоумение сменяется утробным ужасом, от которого каждая клетка тела начинает мелко-мелко дрожать.
Олег опускается передо мной на колени, гладит икры, целует стопы. Страх делает меня немой и неподвижной. И вдруг – щелчок. Что-то холодное и металлическое плотным кольцом обвивает запястье левой ноги. Этот звук отрезвляет, я дергаюсь в сторону и шарахаюсь от еще большего ужаса: у меня на ноге – цепь, и она гремит.
- Тише-тише, -- говорит Олег, прижимая мою голову к своей груди.
- Что за фигня?!
- Успокойся, -- он по-отечески гладит меня по спине.
- Что за дурацкую игру ты затеял?!
- Это не игра.
- А что?!
- Твоя новая, правильная жизнь.
Пытаюсь вырваться из его объятий, но это невозможно. Такое ощущение, что его руки и грудная клетка собраны из стальных пластин. Ебаный фитнес! Какой мудак его придумал?!
- Будешь дергаться или орать, сделаю тебе укол, и ты заснешь, -- говорит Олег, -- Хочешь?
- Нет.
- Тогда слушай. Я объясню тебе правила.
- Правила чего?
- Твоей новой, правильной жизни. Присядь, -- Олег подставляет мне единственную в подвале табуретку, -- Ты мне изменила. Это факт. В квартире на Заморенова стоят камеры. Будешь отпираться?
- Я тебе не изменяла!
Он бьет меня наотмашь по лицу так, что я падаю с табуретки.
- Отучайся врать, малыш. Правило номер один твоей новой, правильной жизни: не врать. Запомнила?
Страх меня парализует: я не могу ни пошевелиться сама, ни пошевелить языком.
- Запомнила? – Олег опускается на корточки, и его лицо оказывается нос к носу с моим.
В голове мелькает мысль: вцепиться зубами в глотку и перегрызть. Чувствую во рту солоноватый вкус. Хорошо бы это была его кровь, не моя. Но губа разбита у меня.
- Даже не думай, -- говорит он и швыряет ключ от моих оков в угол комнаты. С гулким звуком он падает на бетонный пол.
- Цепь – слишком коротка, чтобы ты могла до него дотянуться. Уходя, я заберу его с собой. Попытаешься причинить мне вред, будешь наказана. Изловчишься и убьешь – сдохнешь от голода рядом со зловонным трупом, ведь сюда никто никогда не придет.
- Ублюдок!
- Правило номер два: никогда не повышай на меня голос и не оскорбляй. Иначе – будешь наказана. Сядь и внимательно выслушай все, что я тебе сейчас скажу, -- Олег поднимает меня с пола и подталкивает к кровати, -- В холодильнике – питьевая вода и продукты на несколько дней. Вся посуда – пластиковая, чтобы не вводить тебя в искушение. На столе – книги. Хорошие, правильные, без чернухи и блядства, к которому ты оказалась так склонна. Читай. Я приеду послезавтра. Сексом мы сегодня заниматься не будем. Я перенервничал. Ты, вижу, тоже.
- Зачем? Зачем ты это делаешь? – я не могу сдержать слез, хотя больше всего на свете не хочу выглядеть жертвой в его глазах.
- Затем, что ты – тупая сука и шалава, которой я давал все в соответствии со своими возможностями. И чем ты меня отблагодарила? Тем, что привела в нашу квартиру ебаря? Моих сантиметров тебе не достаточно? Мой член для тебя слишком мал, да?!
Не знаю, почему, но я начинаю истерически ржать.
- Что ты ржешь?! – Олег хватает меня за запястья, -- Что я такого смешного сказал?
- Вспомнилась поговорка: «Маленький хуек – в пысе королек». Ну, или в попе. Не помню.
И он тоже начинает ржать. И мне на миг кажется, что все, что сейчас произошло, --жестокий, мудацкий, безумный розыгрыш. Ну, или бзик. Сейчас мы потрахаемся, сядем в машину и укатим в Москву.
Но ничего такого не происходит. Вместо этого Олег просит встать и дойти до унитаза, потом до душа, потом до холодильника.
- Нормальная длина, -- изрекает он после.
- Длина чего? – отупев от ужаса и боли в скуле, спрашиваю я.
- Цепи. Этой длины достаточно, чтобы ты могла бывать во всех стратегически важных местах.
Я смотрю на свою ногу, на цепь, на крюк в стене, к которому она крепится, и мне становится дурно.
- Ничего. Привыкнешь, -- говорит Олег, -- Ну, я поехал.
В этот момент я бросаюсь ему под ноги, цепляюсь за брюки, реву и ору каким-то чужим, не своим голосом:
- Нет-нет-нет-не-надо-не-уезжай-пожалуйста-я-с-т
- Ну, хватит, хватит, -- отвечает он, пытаясь освободить штанину от моих намертво впившихся в нее пальцев.
Ему это не удается, и тогда он бьет меня краем ботинка по лицу. Не сильно. Даже не бьет, а, скорее, пихает.
- Все. Отлезь.
Разжимаю пальцы и валюсь на пол. Слышу, как он поднимается наверх. Понимаю, что цепь слишком коротка, чтобы подскочить к нему сзади и выбить из-под него лестницу. Хотя... Даже если бы ее хватило... Лестница – тяжелая, Олег – тяжелый, меня на них не хватит. Я – в западне.
Поэтому схалтурю, выложив отрывок из новой рукописи (не из продолжения "Мальвины", а про совершенно другую девушку). Я только на днях закончила рукопись, и она еще не видела редакторской правки.
Это история о том, как мягкотелое, доброжелательное или, как мы привыкли говорить, позитивное существо постепенно обрастает характером.
ЗЫ! Если ваша личность не идентифицируется "яндексом" по первым буквам фамилии в строке поиска, вам можно только читать. Критиковать -- нельзя. "Умничать" и советовать -- тоже. Выпишу бан без предупреждения.
Для тех, кто забыл или не в курсе, напоминаю: этот ЖЖ по-прежнему стоит на жестких принципах моего самодурства.
Во двор влетаю, полная надежд. «Туарег» босса уже стоит, ждет. Открываю дверь.
- Садись, -- говорит Олег и моментально срывается с места.
- Лихо ты взял. Куда едем?
- Увидишь.
Мы не разговариваем. Время от времени любовник смотрит на меня и улыбается. Давно не видела его таким довольным и расслабленным. Я больше не спрашиваю, куда мы едем. Какая разница, если все налаживается?
Щелкая каналами, Олег натыкается на волну шансона, и на ней останавливается. Вообще, странно: никогда не замечала за ним подобных пристрастий. Из динамиков льется: «Ты шубки беличьи носила, кожу крокодила, полковникам стелила, и перо за это получай». С большим энтузиазмом и даже, кажется, с душой Олег подпевает, чем удивляет меня еще сильнее. Что это с ним сегодня? С виду – интеллигентный человек, а такие вкусы... Хотя... Не все ли равно?
Проехав километров двадцать по Киевскому шоссе, мы оказываемся в жилом поселке и останавливаемся возле забора. Олег отпирает калитку.
- Что это? – спрашиваю я.
- Дача.
- Чья?
- Моя. Пошли в дом.
Дом – не олигархический, но приличный. Не избушка на курьих ножках. Внутри уютно, много книг, хоть и не совсем чисто. Видно, что здесь никто не живет.
- Откуда у тебя этот дом?
- От родителей.
- А они где? Почему не живут на даче?
- Они нигде не живут. Мама умерла три года назад, отец – два.
- Извини.
- Вина?
- Давай.
- Моя жена ответила бы: «Немного», -- совсем не к месту замечает Олег.
Мне нет дела до его жены, поэтому я никак не реагирую на эту фразу.
Любовник вываливает содержимое продуктовых пакетов прямо на пыльный стол.
- Где у тебя тряпка? – спрашиваю я.
- Зачем тебе?
- Пыль протереть.
- Тебе это не нужно. Не изнуряй себя.
Какой же он все-таки странный, думаю я и говорю:
- Мне несложно.
- Успеешь еще наработаться.
- Ты говоришь точь-в-точь как моя няня. Когда я была маленькой и порывалась ей помочь, она отвечала точно так же.
Олег достает из буфета бокал, протирает его носовым платком, наливает туда вино и протягивает мне.
Пока пью, ловко накрывает на стол. Из съестного – одни морепродукты.
- А хлеб есть? – спрашиваю.
- Ты же заказывала морепродукты, помнишь?
От его взгляда становится не по себе. Ни с того, ни с сего в голову приходит мысль о том, что физически он очень силен. Намного сильнее меня.
- Что с тобой? – Олег подходит почти вплотную, -- О чем задумалась? Что-то хочешь мне сказать?
- Нет. Хотя да. Я скучала.
- Еще вина?
- Как ответила бы твоя жена, немного.
- В этот раз она бы сказала: «Нет, спасибо».
Протягиваю ему пустой бокал:
- Еще.
Мне тревожно. Не могу понять, почему. Что он затеял? Собрался меня бросить и привез сюда, чтобы напоследок трахнуть, а потом сообщить о своем решении? Бред какой-то.
- Ты совсем не ешь. Почему?
- Не лезет.
- Ты хотела морепродуктов.
- А теперь я хочу тебя.
Кладу руки ему на бедра. Надо что-то сделать, чтобы развеять мерзкое чувство беспокойства, что-то такое, что снимет между нами напряжение, причины которого мне непонятны.
- Ты красивая женщина, Аня, -- говорит Олег, -- Хочешь, покажу, где душ?
- При условии, что мы примем его вместе.
- А разве может быть иначе?
Он берет меня за руку, и мы выходим в узкий темный коридор. Под ногами как-то особенно жутко скрипят половицы. Или обычно скрипят, а я просто себя накручиваю.
Олег отпирает ключом старую облупившуюся дверь, на которой нагло и неуместно сверкает новый замок, и мы оказываемся в комнатке без окон, но с кучей полок, на которых пылится всякий хлам.
- Что это? – спрашиваю.
- У родителей здесь была кладовка, хотя зачем она на даче, где есть сарай, мне непонятно.
- А душ-то где?
- Сейчас.
Олег отодвигает ногой лоскутный половик, под которым оказывается тяжелый амбарный замок.
- Что это? Погреб? Зачем тебе туда? – спрашиваю я.
- Не погреб, а подземный этаж. Там – душевая, -- отвечает Олег, ковыряясь в замке ключом.
- Прикалываешься?
- Ничуть.
- Я никуда не полезу, -- говорю я, уже серьезно струхнув.
Олег откладывает в сторону железяку и поворачивает ко мне недоуменно улыбающееся лицо.
- Что с тобой, малыш? Ты чего-то боишься?
- Нет. Просто не понимаю: почему душевая – в погребе?
- Все просто: в советское время существовали нормы по площади дачных построек, превышать которые было нельзя. Ну, отец и схитрил: оборудовал под домом этаж, а чтобы никакие дачные комитетчики его не обнаружили, сделал туда вход из кладовки.
Олег протягивает мне руку:
- Теперь пошли?
Объяснение кажется логичным настолько, что я почти успокаиваюсь. Остается только волнение, сродни тому, что бывает перед тем, как войти в комнату страха: точно знаешь, что ничего плохого с тобой не случится, но все равно внутренне сжимаешься.
Олег включает фонарик, и мы спускаемся по добротно сваренной металлической лестнице.
- А мыться мы тоже с фонариком будем? – спрашиваю я.
- Не беспокойся: свет есть. Осторожнее!
Лестница – очень длинная. Ничего себе папаша бункер прорыл, думаю я.
Когда ноги, наконец, оказываются на полу, Олег произносит:
- Добро пожаловать домой, детка!
И в ту же секунду включает свет.
От неожиданности я буквально примерзаю к полу. Мы стоим в выложенном белом кафелем пенале, в котором есть маленький унитаз и раковина, отгороженный полиэтиленовой занавеской душ с дыркой слива в полу, по-солдатски аккуратно застеленная односпальная кровать, стол и стопка книг на нем, переносная плитка с двумя конфорками, мини-холодильник. Взгляд мой также падает на настольную лампу, тазик и прислоненную к стене сушилку для белья.
- Что все это значит? – спрашиваю я, и в ту же секунду мое недоумение сменяется утробным ужасом, от которого каждая клетка тела начинает мелко-мелко дрожать.
Олег опускается передо мной на колени, гладит икры, целует стопы. Страх делает меня немой и неподвижной. И вдруг – щелчок. Что-то холодное и металлическое плотным кольцом обвивает запястье левой ноги. Этот звук отрезвляет, я дергаюсь в сторону и шарахаюсь от еще большего ужаса: у меня на ноге – цепь, и она гремит.
- Тише-тише, -- говорит Олег, прижимая мою голову к своей груди.
- Что за фигня?!
- Успокойся, -- он по-отечески гладит меня по спине.
- Что за дурацкую игру ты затеял?!
- Это не игра.
- А что?!
- Твоя новая, правильная жизнь.
Пытаюсь вырваться из его объятий, но это невозможно. Такое ощущение, что его руки и грудная клетка собраны из стальных пластин. Ебаный фитнес! Какой мудак его придумал?!
- Будешь дергаться или орать, сделаю тебе укол, и ты заснешь, -- говорит Олег, -- Хочешь?
- Нет.
- Тогда слушай. Я объясню тебе правила.
- Правила чего?
- Твоей новой, правильной жизни. Присядь, -- Олег подставляет мне единственную в подвале табуретку, -- Ты мне изменила. Это факт. В квартире на Заморенова стоят камеры. Будешь отпираться?
- Я тебе не изменяла!
Он бьет меня наотмашь по лицу так, что я падаю с табуретки.
- Отучайся врать, малыш. Правило номер один твоей новой, правильной жизни: не врать. Запомнила?
Страх меня парализует: я не могу ни пошевелиться сама, ни пошевелить языком.
- Запомнила? – Олег опускается на корточки, и его лицо оказывается нос к носу с моим.
В голове мелькает мысль: вцепиться зубами в глотку и перегрызть. Чувствую во рту солоноватый вкус. Хорошо бы это была его кровь, не моя. Но губа разбита у меня.
- Даже не думай, -- говорит он и швыряет ключ от моих оков в угол комнаты. С гулким звуком он падает на бетонный пол.
- Цепь – слишком коротка, чтобы ты могла до него дотянуться. Уходя, я заберу его с собой. Попытаешься причинить мне вред, будешь наказана. Изловчишься и убьешь – сдохнешь от голода рядом со зловонным трупом, ведь сюда никто никогда не придет.
- Ублюдок!
- Правило номер два: никогда не повышай на меня голос и не оскорбляй. Иначе – будешь наказана. Сядь и внимательно выслушай все, что я тебе сейчас скажу, -- Олег поднимает меня с пола и подталкивает к кровати, -- В холодильнике – питьевая вода и продукты на несколько дней. Вся посуда – пластиковая, чтобы не вводить тебя в искушение. На столе – книги. Хорошие, правильные, без чернухи и блядства, к которому ты оказалась так склонна. Читай. Я приеду послезавтра. Сексом мы сегодня заниматься не будем. Я перенервничал. Ты, вижу, тоже.
- Зачем? Зачем ты это делаешь? – я не могу сдержать слез, хотя больше всего на свете не хочу выглядеть жертвой в его глазах.
- Затем, что ты – тупая сука и шалава, которой я давал все в соответствии со своими возможностями. И чем ты меня отблагодарила? Тем, что привела в нашу квартиру ебаря? Моих сантиметров тебе не достаточно? Мой член для тебя слишком мал, да?!
Не знаю, почему, но я начинаю истерически ржать.
- Что ты ржешь?! – Олег хватает меня за запястья, -- Что я такого смешного сказал?
- Вспомнилась поговорка: «Маленький хуек – в пысе королек». Ну, или в попе. Не помню.
И он тоже начинает ржать. И мне на миг кажется, что все, что сейчас произошло, --жестокий, мудацкий, безумный розыгрыш. Ну, или бзик. Сейчас мы потрахаемся, сядем в машину и укатим в Москву.
Но ничего такого не происходит. Вместо этого Олег просит встать и дойти до унитаза, потом до душа, потом до холодильника.
- Нормальная длина, -- изрекает он после.
- Длина чего? – отупев от ужаса и боли в скуле, спрашиваю я.
- Цепи. Этой длины достаточно, чтобы ты могла бывать во всех стратегически важных местах.
Я смотрю на свою ногу, на цепь, на крюк в стене, к которому она крепится, и мне становится дурно.
- Ничего. Привыкнешь, -- говорит Олег, -- Ну, я поехал.
В этот момент я бросаюсь ему под ноги, цепляюсь за брюки, реву и ору каким-то чужим, не своим голосом:
- Нет-нет-нет-не-надо-не-уезжай-пожалуйста-я-с-т
- Ну, хватит, хватит, -- отвечает он, пытаясь освободить штанину от моих намертво впившихся в нее пальцев.
Ему это не удается, и тогда он бьет меня краем ботинка по лицу. Не сильно. Даже не бьет, а, скорее, пихает.
- Все. Отлезь.
Разжимаю пальцы и валюсь на пол. Слышу, как он поднимается наверх. Понимаю, что цепь слишком коротка, чтобы подскочить к нему сзади и выбить из-под него лестницу. Хотя... Даже если бы ее хватило... Лестница – тяжелая, Олег – тяжелый, меня на них не хватит. Я – в западне.
Comments have been disabled for this post.