А скандалить не хочется, поэтому, собственно, и пью. Алкоголь делает меня толерантной.
Когда я пью, я добрею. Пиздливой становлюсь страшно, а еще во мне просыпается совесть. Мне вдруг становится стыдно за то, что у меня много чего есть, а у кого-то – ни хуя.
Только попробуйте в этот момент мне на что-то пожаловаться, о чем-то посетовать, я вам таких золотых гор наобещаю: и квартиру куплю, и кредит в банке погашу, и дочку на бюджет в МГУ устрою, и бизнес помогу наладить, и в Лондоне в свою студию пожить пущу на любой срок. Потом, правда, буду таращиться на вас как баран на новые ворота и крутить пальцем у виска, типа: «Алло, гараж, ты в себе? Какая дочка? Какой на хер МГУ? Отъебись! Своих дел – по горло».
Друзья об этой моей особенности в курсе и относятся к ней снисходительно. Знают, что по пьяни словами я пробрасываюсь легко, ибо склонна к литературщине и экзальтации, а не к ответу за базар. Зато во мне много других положительных качеств.
Хотите расскажу, как они определяют предельную степень моего алкогольного опьянения?
В тот момент, когда я перестаю глупо и блудливо лыбиться, мое расслабленное лицо вдруг начинает походить на противогаз (глаза многозначительно округляются и вываливаются из орбит от давящего на них тайного знания, губы вытягиваются в трубочку), я оглядываюсь по сторонам и на несколько минут замолкаю, они понимают: сейчас им предстоит в сто первый раз услышать историю о том, что я – внучка Берии (тогда можно налить еще один бокал) или Сталина (клиенту больше не наливать). Вот если сказала про Сталина, значит, все, пиздец, через пять минут забудусь пьяным богатырским сном.
А вы любите выпить? А какие вы пьяненькие?
ЗЫ! Светка моя, к примеру, начинает ощущать себя запредельной секс-бомбой и хочет ебаться, а утром мне звонит и жалуется, что опять заснула во время кунилингуса и ничего не помнит.