Большой облом

Ни один человек в мире не хочет быть несчастным. Спроси любого, готов ли он быть богатым и красивым, или принести огромную пользу человечеству, или иметь много детей, но отказаться при этом от счастья. Большинство ответит, что нет. А для тех немногих, кто от счастья в обмен, скажем, на детей, всё-таки откажется, оно и заключается в детях. Это -- очень важный момент, который нужно чётко понимать, чтобы не наломать дров как в своей жизни, так и в жизни близких. Задай себе простой вопрос: «Ради чего я могу отказаться от счастья?» Отвечай, как есть. Не лукавь. Не пытайся выглядеть хорошо в своих собственных глазах. Только будучи честным перед собой, можно стать счастливым. Это ясно? Тогда отвечай. В том, что ты сейчас ответил, и заключается твоё счастье. Твоё. Личное. Никем и ничем не навязанное. То, для чего ты создан. Помните, у Короленко: «Человек создан для счастья, как птица для полёта»? Очень люблю это изречение, но у него есть продолжение. «Человек создан для счастья, только счастье не всегда создано для него… У людей бывают и головы, и руки. Только мне забыли приклеить руки, а тебе по ошибке поставили на плечи пустую тыкву», -- говорит безрукий от рождения герой рассказа «Парадокс» своему напарнику. Продолжение известного изречения -- та самая деталь, в которой -- дьявол. Счастье -- привилегия умных. В погоне за ним всадники с тыквами вместо голов ломают хребты. Да, дураки тоже хотят быть счастливыми. И умные, и глупые -- все жаждут счастья. Стремление к нему свойственно человеческой природе, как птице свойственно умение летать. Однако дураку сложнее обрести своё подлинное, никем и ничем не продиктованное счастье. Ведь чтобы его обрести, нужно понять: а в чём конкретно моё, именно моё счастье заключается. У дураков с пониманием -- плохо. Думать они не любят. Заглядывать в себя не умеют. Быть честными перед собой боятся. Из-за всего этого они подбирают чужие определения счастья и заковывают себя в них. В результате, несчастны все. И сами закованные, и близкие им люди, которых они обманули. Подруга у меня есть. Анька. Она родилась, чтобы быть женой и матерью. Всегда об этом мечтала, всегда этого хотела. Учась на первом курсе, Анька уже знала, как назовёт своих будущих детей и в какие секции их отдаст. И всё у неё получилось: вышла замуж, родила. Причём не от оладуха, а от стоящего мужика. Но в один прекрасный момент Аньку перемкнуло, и она наломала дров. Одно на другое наложилось. У неё -- ребёнок маленький, у мужа бизнес расширяется. Пока она дома сцеживает молоко и меняет памперсы, он в ресторанах трёт с людьми за дела: ментов ужинает, банкиров, чиновников. Приходит домой довольный: вроде, договорился. А Анька бесится: пока этот в ресторане жрал, она ребёнка укладывала. В общем, обычная, скучная, постродовая бытовуха. Трудный период. Анька чувствовала себя загнанной, муж -- что она к нему цепляется и не понимает. Да, Анька действительно была загнана. Да, она действительно не по делу цеплялась и не понимала. Да, она всё время визжала: «Я! Мне!» Надоела ли она такая мужу? Ну, достала, да. Но не надоела. Готов ли он был её слить? Совершенно точно, нет. Слила семью Анька. Видя перед собой счастливую меня, она проявила высший пилота дефектной логики, когда решила, что счастье -- это жить так, как живу я. Сказано -- сделано. Мечтая о свободном плавании, Анька подала на развод. Теперь сидит, воет: бригантина её мечты оказалась фекалией и не поплыла. А всё потому, что Анькино подлинное счастье всегда было в семье, в той самой несвободе, а не в абсолютной свободе, как у меня. Аньке нравится быть замужем. Нравится чувствовать себя связанной обязательствами по рукам и ногам. Нравится, чтобы рядом был мужик, взваливший на себя обязательства. Без мужика в доме ей тошно. А поезд -- ту-ту! -- ушёл. Мужа после года вольной жизни Анька уже не вернёт: тот не на помойке себя нашёл. Другие мужики присунуть не прочь, но связывать себя обязательствами не спешат. А Анька -- она не может быть счастлива в условиях, когда никто никому ничего не должен. Ну, не такая она, как и большинство, собственно, баб. Увидев, что я живу счастливо, дура решила, что, если обустроит свою жизнь по образу и подобию моей, будет ей счастье. А вышло -- наоборот: как Анька ни храбрится, как ни корчит из себя вольную птицу, максимально комфортная для неё среда -- это клетка -- место, где она чувствует себя защищённой. Стабильность. Безопасность. Комфорт. Моя альтернативно одарённая подруга всё напутала, поставив знак равенства между трудностями в семье и отсутствием счастья. Её счастьем была семья. И то, что в этом счастье возникали время от времени сложности, не делало его несчастьем. Несчастье для Аньки -- это жизнь вне семьи. Та самая, свободная, которая ещё пару лет назад её так манила и которой она после первой же ночи с новым мужиком наелась. Потому этот новый -- он не родной, не свой. И ничем ей не обязан. Он не будет смотреть на её отвисшую грудь с благодарностью. Не его ребёнка она этой грудью кормила, чтобы растяжки на ней могли умилять. Сидим как-то на днях с Анькой, разговариваем. - Сыночек -- это моё счастье, -- заявляет. - Он же не слушается. Бывает, болеет. С ним же столько трудностей и проблем, -- говорю. - И что? Он -- всё равно моё счастье. Я не представляю свою жизнь без него. То, что в вашем счастье случаются трудности, не говорит о том, что оно таковым не является. Тот, кто об этом забывает, счастье теряет. Не повторяйте ошибку моей подруги. Не пытайтесь влезть в чужое счастье как в платье. Будет большой облом. Так в чём же заключается именно ваше счастье? Готовы осмыслить и выдать ответ без шелухи?

Большой облом

Recent Posts from This Journal

Перерыв

Романтичная Юлька

Брови против шпагата

Recent Posts from This Journal

Перерыв

Романтичная Юлька

Брови против шпагата