На самом деле, он считает себя особенным. Молодых девок он ненавидит, ведь они ему не давали все школьные и студенческие годы. Смотрели на него презрительно, но чаще -- вообще не смотрели, считая Оладушка мебелью.
Это сейчас плохая вода, экология и наследственность сделали из него практически импотента, а те времена у него ещё были силы. Он жаждал внимания со стороны противоположного пола, не получал его, что сублимировалось в ненависть и половую дисфункцию к молодым телам.
Вообще, идеалом его эротический фантазий всегда была Людмила Михайловна, пятидесятилетняя соседка-разведёнка, похожая на его маму. Она вкусно жарила ужин, была дородна, шумна. От одного её вида исходила уверенность, что такая женщина не даст пропасть никому. Спасёт, отогреет, накормит. Большая грудь ритмично вздымалась под могучим дыханием, а громкий голос как бы говорил, что всё в этой жизни наладится.
Жена Оладушка Курица чем-то похожа на Людмилу Михайловну. Когда к тридцати её попёрло вширь, он даже обрадовался. Надо же, подумал, не такая уж и тварь мне досталась!
Слушая разговоры коллег в курилке, цзен Оладушка выходит из состояния равновесия. Все хотят молодых, а он -- Людмилу Михайловну Пузырёву. Непорядок какой-то, с ним что-то не так. А вдруг даже психическое заболевание?
Не печалься, мой дорогой, ходи сюда -- я объясню тебе цзен.
Толстые бабы не имеют права на счастье, поэтому их хочешь лишь ты. Ты -- орудие возмездия! Меч судьбы, если хочешь. Представь себя в роли любовника. Накормить, подтереть слюни, выслушать жалобы на злого начальника и уложить спать на грудь. Ей трахаться хочется, а тут ты -- пятнадцатисекундный марафонец, который в процессе ещё и плачет.
Всё справедливо, можешь считать свою тягу к милфам нормой. Кармической нормой даже. Нормальным бабам -- нормальные мужики. Толстым и старым -- такие, как ты. По-другому и быть не может, потому что закон сохранения. Генофонда, разумеется, а не энергии. Я же не Нильс Бор вам тут.
У вас были старые любовницы? И как вам?