О сексе:
«Секс у тинейджеров довольно сильно отличается от секса у взрослых. Это не то, что ты делаешь, а скорее то, что тебе положено делать. Ладно, пусть те, кому за двадцать, тоже занимаются этим в основном из чувства долга, но это – долг перед партнером, а не перед самим собой, как у нас. Взгляните на этих жалких ведьм, что крутятся в наших торговых центрах, многие – с детьми. Они даже одетые страшны. А вообразите их голыми! Гениталии свисают чуть не до колен, груди такие дряблые, что их можно завязать в узлы. Нужно как минимум находиться под воздействием шпанской мушки, чтобы только представить, как развлекаешься с ними. Но кто-то же это делает: посмотрите на детей! Может, тинейджер и более спонтанен, напорист etc., но, по большому счету, это всегда лишь еще одно имя в списке, лишь еще одна зарубка на члене… Хорошо бы подтвердить эти грязные измышления статистическими данными, сходив завтра утром, когда мне уже будет двадцать, в деревню и проверив на практике. (Я мог бы запросто вдуть деревенской дурочке, которая как-то раз, безветренной летней ночью, одновременно дрочила мне и Джеффри через школьную ограду; мы стояли, держась за прутья решетки, как заключенные в тюрьме.)».
Об отце:
«Самое отвратительно в нем или, по крайней мере, одна из самых отвратительных его особенностей – это то, что с годами он становится все крепче. Как только он стал богатеть (таинственный процесс, начавшийся восемь или девять лет назад), у него прорезался интерес к своему здоровью. Он играл по выходным в теннис и трижды на неделе в сквош в «Херлингеме». Он бросил курить и решил отказаться от виски и прочих губительных крепких напитков. Насколько я понимаю, отец попросту рассудил, что раз он теперь богат, у него есть причины, чтобы пожить подольше. Несколько месяцев назад я застал старого говнюка отжимающимся в своей комнате».
О матери:
«Какая развалина! Обтянутый кожей череп, торчащие скулы, глаза – как две глубокие темные лужи; груди давно покинули положенное место и болтались теперь с двух сторон от пупа; ягодицы, когда она ходила в домашних штанах, отплясывали где-то позади коленей. Гномическая литература, которую мать читала, помогла ей махнуть рукой на свою внешность. В своих мужских джинсах и рыбацких свитерах она напоминала слегка женоподобного, однако же очень крепкого фермера».
О сестре:
«Дженни, которая была старше меня, всегда казалась мне вялой и тяжеловесной. Никто из моих друзей (к примеру) никогда не просил меня рассказать, какие у нее сиськи. Даже когда она приезжала из Бристоля на каникулы (а я в то время был особенно восприимчив к подобным вещам), я ни разу не мастурбировал, фантазируя о ней. Однако я еще как фантазировал о ней – как заведенный – на прошлых рождественских каникулах. Эта сладостная томность, эти волнующие, свободные, неспешные движения: какая метаморфоза, истинное телесное раскрепощение! Цитируя моего старшего брата Марка, который примчался из Лондона на спортивной машине в сочельник, а в День Подарков уже уехал, она выглядела «заблядыгой»... Сейчас, похоже, она была немного на отходняке, но выглядела при этом вполне здоровой: широкостная, полногрудая, с длинными, блестящими и, что нетипично для Хайвэев, весьма густыми волосами. Несмотря на их мышиных цвет и болезненную бледность кожи, никому бы и в голову не пришло, что без одежды она будет пахнуть вареными яйцами и мертвыми младенцами».
Наконец-то, нашла своего кармического писателя. Не могу оторваться, реально. Мартин Эмис. «Записки о Рейчел».
Жжот!