Ку-ку, мои любимые!
Тема сегодня скользкая, сложная, неоднозначная – «Ударить любимую женщину». Лично мне она неприятна, но поскольку обещала быть откровенной, выкладываю свое.
А к вам вопрос: вы били? Только честно.
Я лежала на кушетке, отдав лицо в искусные руки массажиста. Руки скользили по коже, надавливали на нужные точки, расслабляли. Холеный и не по-голубому молчаливый косметолог не надоедал трескотней, деликатно поставив диск со звуками природы. Птички, дождик, водопадик. Неудивительно, что в такой обстановке да еще с пропитанными чем-то soothing ватными дисками на глазах я отрубилась.
И тут - на тебе! Звонок! Выдернул, сука, из состояния «в гостях у сказки». И попенять-то не на кого – сама виновата: хочешь полноценного релакса – отключи для начала мобильник. Номер московский, незнакомый. Да ну на фиг... Сбросила. Через секунду – снова: «Ла-ла-ла-ла-ла-ла, Я помню белые обои, черная посуда». Может, мелодию сменить? Эта уже два года как неактуальна. Впрочем, мне нравится.
- Алло.
- Привет.
Забелин! Молчу. Слова забыла.
- Что, слова забыла?
Чувствует, роднулька... Роднулька?! Скотина он конченая, а не роднулька!
- Откуда у тебя этот номер?
- Какая разница, если возникла необходимость с тобой поговорить?
Поговорить? О чем? Неужели решил развестить? Сердце забилось о грудину. Еще ребра переломает, ретивое! Именно тогда до меня дошло: все это время я боялась, что однажды он позвонит и скажет: «Давай разведемся».
- Онемела?
- Не дождешься. Чего хотел?
- Чтобы моя жена не прыгала как мартышка на тайском музыкальном канале.
- Доложили?
- Я же Забелин.
- Звучит как «Я Господь Бог». Еще претензии будут?
- Тебе деньги нужны?
- Ходи в анус.
- Значит, уже нахапала. Небось, когда в Манчестер летала.
- Параноик.
- Аферистка.
- С кем живешь?
- С хорошей женщиной.
- Ну и как?
- Хорошо. А ты?
- А я – с хорошим мужчиной.
- Что?!
- Ничего, – как можно спокойнее ответила я и выключила телефон. Пусть знает наших! А то «глупый мартыхан», «вышвырну из дома», «я женился на тебе по приколу». Мудак!
Телефон я больше не включила, а вечером ждала Сашу. Очень-очень.
- Ты создана для любви, моя принцесса, - прошептал он, снимая с меня полотенце.
Долбоеб, подумала я, а вслух сказала:
- А ты? Для чего создан ты?
- Чтобы любить тебя.
Саша нес банальную херню, и, конечно же, я это понимала. Но мне было плевать. Просто потому, что он хорошо целовался.
Под утро в дверь позвонили. Посмотрела на часы. 4:15. Нутром поняла, что это Забелин, и, накинув прозрачный халатик, с садистическим удовольствием открыла дверь.
- Мысли о хорошем мужчине спать не дают?
- Решил убедиться, что блефуешь.
- Убеждайся.
Посторонилась, пропуская его вперед. Я жила в студии, поэтому взору Забелина сразу открылась картина маслом: полусонная загорелая громадина приподнимается на локте и спрашивает:
- Детка, что случилось?
А простыни мятые. Как из жопы. И на полу – упаковки от гондонов. Класс!
Не отрываясь, смотрела на Забелина. Тот стоял, как вкопанный. Целую минуту стоял, наверное. Упершись взглядом в мой кружевной лифчик на спинке кровати. Саша сел, неуклюже прикрывшись простыней. Он как-то сразу уменьшился раза в полтора. Хм... Что это с ним?
- Ты знал? – спросил Забелин.
- Нет.
- Теперь понял?
- Ваша женщина?
- Жена. Что с газетой?
- Запарафировали проект договора. Собирался вам сегодня направить.
- У тебя с собой?
- Да.
- Дай посмотреть.
Забелин подошел к столу и сел. Саша выгреб из шкафа одежду и прошмыгнул в ванную. Как мышь. При его-то росте. А я продолжала стоять возле двери.
- Что стоишь? В ногах правды нет, - устало сказал Забелин.
Села рядом. Спросил:
- Давно подцепила?
- После.
- После того как узнала о нас с Леной?
- Да.
- В отместку?
- От одиночества.
- Помогает?
- Очень.
- Специально выбрала его?
- Нет. Так получилось. А он, кстати, кто?
- Покупает для меня «……».
- Хуясе ты замахнулся.
- Замахнули...
- Кремль?
- Зачем спрашиваешь об очевидном?
- Просто так.
- Вся твоя никчемная жизнь – просто так.
В этот момент Саша вышел из ванной уже полностью одетый. Положил перед Забелиным какие-то бумаги. На меня не смотрел. Не от злости. От страха. За свое будущее. Любовь – любовью, а карьера – не чирей на жопе – ее лишиться жалко. Я это почувствовала и сказала:
- Андрей, ты же на него не в обиде? Не выпиздишь из mass media?
- Незнание не освобождает от ответственности, - спокойно ответил Забелин и, посмотрев на Сашу, отрезал, - Свободен.
Тот, ни слова не говоря, вышел из квартиры. Больше мы никогда не виделись.
Забелин погрузился в изучение документов. Словно только за этим и приехал. Ну, и пусть себе сидит. Хоть до завтра. А я спать буду.
- В душ и постель смени, - обронил Андрей, не отрываясь от бумаг.
- Еще чего, - ответила я, залезая под одеяло.
А потом - его плотно сжатые губы перед моими глазами и руки, которые стаскивают меня вниз и волокут по полу. Я не сопротивляюсь. И не боюсь. Просто не понимаю, что происходит. Вот руки бросают мое тело посреди комнаты, и тогда включаются ноги. Пинок. В спину. Никогда не знала, что удар в спину вышибает воздух из груди, и тогда становится нечем дышать. Полетели красные мошки. Широко открываю рот. Втягиваю воздух. Он вязкий и теплый. Как кисель. Слышу далекое:
- Притворяешься?
Поднимаю голову. Забелин стоит в двух шагах. Кажется чудовищно огромным. Врезались в память его глаза. Злые. Нечеловеческие. Воздух не втягивается. Если тот, кто меня сейчас ударил, уйдет, я могу перестать дышать. Я это четко понимаю и вкладываю все силы в одно-единственное слово: «Помоги». Смотрит и не двигается с места. Тяну к нему руку. Отводит назад ногу, замахивается и бьет ею по руке. Дальше – все как в тумане. Кажется, кое-как поднялась, села на кровать. Ноги тряслись очень. Схватила крем для лица и зачем-то начала втирать его в колени. Забелин бросил: «Ничтожество». И вышел.
Я не ревела - просто из глаз текли слезы. Сами. По-тихому. Сколько это продолжалось – не знаю. День, два, может, неделю. Я лежала, сидела, ходила, курила. Не спала.
Потом прилетела Светка. Первое, что она сказала:
- Совсем прозрачная стала. Похожа на бумажную куколку. Помнишь, таких в детстве вырезали?
- Помню. Мы им еще рисовали платья, которые ужасно сидели.
Подруга сходила в магазин. Принесла вина и еды. Я вино пила, а есть не могла. Она ни о чем не спрашивала. Понимала: не время сейчас. В какой-то момент перед глазами все поплыло. Упала со стула. Услышала:
- Совсем ослабла. Так опьянеть от трех бокалов.
Светка меня подняла и уложила в кровать. Открылась рвота. Я блевала, плакала и кричала: «Не могу так больше! Не могу! Не могу!».
- Пей. Пей. Надо промыть, - твердила подруга, протягивая мне стакан с чем-то теплым. А я, захлебываясь в собственной блевотине, хотела одного: все забыть.